(продолжение, начало здесь)

— Я начал примерять
мамину одежду, когда мне было три или четыре года,
— вспоминает Карл. — Моя нянечка считала это
забавным, моя мать — нет, так что мне приходилось
все с себя снимать и прятать в шкаф перед ее
возвращением с работы. Она приходила раньше отца.
В те времена было необычным иметь работающую
мать, тем более что она была представителем
деловых кругов. Больше всего я любил ее вечерние
туалеты. У нее были прекрасные шелковые платья,
платья из длинных кусков материи, которые они с
отцом привезли из Индии.

Когда я закрываю глаза, я почти
чувствую, каковы они были на ощупь. — Он
закрывает глаза, облизывает губы, загадочно
улыбается, затем вновь поднимает веки. — Я также
могу вспомнить чувство вины и стыда,
переполнявшее меня. Стыд — это психическое
ощущение. Я знал, что мальчик не должен этого
делать, потому что мать считала это безвкусным и
отвратительным с эстетической точки зрения, не
вообще чем-то плохим, а именно противным на вид.
Когда она заставала меня в своих вещах, ее лицо
принимало такое выражение, будто она съела целый
лимон.

Как и большинство кроссдрессеров,
Карл пытался бороться с побуждением переодеться
женщиной. В старших классах он изредка наряжался
в мамины вещи, когда оба родителя уходили на
вечер. Однажды они рано вернулись домой, вынудив
его быстро спрятать одежду в свой шкаф и
запрыгнуть в душ, чтобы смыть косметику, пока они
поднимались по лестнице. Это был последний раз,
когда он оделся в одежду матери.

— Интересно, догадывалась ли она, —
говорит он. — Я не смог переложить ее шелковую
вечернюю пижаму ей в шкаф до следующего дня.
Заметила ли она, что ее нет? Чувствовала ли она на
своих вещах мой запах? Мать может унюхать своего
отпрыска, ведь так? Я никогда не ощущал себя с ней
комфортно, потому что всегда спрашивал себя,
знает ли она обо мне.

Четыре года учебы в Мичиганском
университете у Карла прошли без переодевания.
Подобно многим трансвеститам, он пытался
избавиться от этой привычки, как другие
стараются бросить пить или употреблять
наркотики. Это часть их поведения, называемая
«очищением», когда одежда и косметика отброшены
прочь, а сам мужчина делает все возможное, чтобы
подтвердить свою мужественность.

— Я поднимал тяжести, — говорит он. —
Я перетрахал массу женщин. Я даже участвовал в
групповых оргиях.

Позже, когда я вперые в жизни стал
жить один, то начал переодеваться опять. Я
чувствовал себя виноватым, одиноким и
опозоренным. Когда я переодевался в женщину, я
получал настоящий кайф. Потом, той же ночью, после
того, как я снимал одежду — я прятал ее, запирая
на ключ, — и смывал грим, у меня начинал болеть
живот. Я был извращенцем. Именно так я себя тогда
называл. Но остановиться я не мог.

Несмотря на то что Карл хотел
жениться и особенно хотел детей, он оставался
холостым, так как ни разу не встретил женщины,
которой бы настолько доверял, чтобы мог
поделиться своей тайной.

— Иногда, когда я был с женщиной, я
воображал, что будет, если я открою свои чемоданы
и покажу ей вещи, — продолжает он. — В моих
фантазиях она хлопала в ладоши и говорила: «Как
красиво! Ты наденешь их для меня?»

В реальной жизни она с визгом убежала
бы среди ночи, а на следующий день позвонила бы
моему боссу с полным отчетом. Черт, а может, еще бы
сделала звоночек и маме.

В первый раз в роли Кэрол Карл
появился на хэппенинге, проводившемся в
филадельфийском «Хил-тон энд Тауэрс» в августе
1993 года «Международным фондом полового
воспитания». Готовясь к этому событию, он взял
несколько уроков в разных городах, начав в марте
с Лос-Анджелеса. («Я гостил у матери и ее нового
мужа, когда увидел объявление об уроках макияжа
для мужчин. О Боже, моя мать снова фигурирует в
моем рассказе. Не обращайте внимания».) На
семинаре «Все об удалении волос» он встретился с
Лайзой (Леонардом), которая рассказала ему о
полном курсе в школе Вероники Веры, — «самый
важный контакт» в жизни Карла.

— Я много узнал на хэппенинге, —
говорит он. — Большинство трансвеститов
пытаются подавить свои желания и переделать
себя, пока им не исполнится тридцать пять — сорок
пять лет. Тогда они говорят:

«О, черт побери, это часть меня», — и
учатся жить с этим, я видел нескольких мужчин,
которые задумывались о самоубийстве. Один парень
пытался покончить с собой после того, как его
подружка поймала его за примеркой ее нижнего
белья.

Я был одним из тех, кто никогда не
появлялся в женской одежде на публике. На
хэппенинге мне сказали, что мои переодевания
дома — не в счет. Мне нужно выходить из дома в
переодетом виде, это поднимет чувство моего
собственного достоинства. Я не знаю, сделал бы я
это когда-нибудь без помощи мисс Веры. Вероника
Вера — одна из немногих женщин в мире. которые
могут захлопать в ладоши и сказать: «Как красиво!
Ты наденешь их для меня?»

***

Я познакомилась с Вероникой
Верой, когда работала в «Форуме», а она
собиралась замуж за своего лучшего друга, гея,
умирающего от СПИДа. Он хотел привести жену в дом
и познакомить со своей семьей и не хотел умирать
в одиночестве. Обаятельная, интеллигентная и
способная на сочувствие женщина, она снялась
более чем в дюжине порнофильмов, продюссировала
и сняла еще больше, однажды позировала Роберту
Мэпплторну и выступала свидетелем на слушаниях
по порнографии Комиссии Мира. Еще один факт из ее
биографии — торговля розничным товаром. Вместе
со своей лучшей подругой, художницей и бывшей
порнозвездой Энни Спринкл, они пробовали себя в
разных видах сексуальной трансформации,
например, вели классы для женщин, желающих в
спальнях выглядеть как порнозвезды. В своей
школе, которую она всегда называет не иначе как
«Академия», она нашла свое истинное призвание.

С длинными и густыми черными
волосами, рассыпающимися по плечам, пышной
грудью, выглядывающей из разреза ее золотого
парчового, или леопардового, или пикантного
розового на бретельках платья — что бы она ни
надела, Вероника выглядит моложе своих сорока
шести, очаровательная королева неопределенного
возраста. Она к тому же имеет такой внешний вид,
который мужчина, желающий выглядеть женщиной,
выберет себе в качестве модели. Это удачно,
потому что многие из ее студентов покидают
«Академию», имея более чем разительное сходство
с Вероникой, достигнутое чудесами макияжа и
длинными темными париками.

— Как минимум пять процентов
американских мужчин кроссдрессеры либо хотят
ими быть, — авторитетно заявляет Вероника. Она
вместе с Карлом, своим помощником,
подготавливается к частному классу в своей
студии на Восьмой авеню в манхэттенском районе
Челси. — Академия нужна людям. Мужчины не просто
хотят переодеваться. Они хотят выглядеть так же
хорошо, как женщины.

Обучение в частном классе Вероники
стоит триста долларов и включает в себя
инструктаж, как одеваться, сидеть, стоять и
ходить по-женски, а также урок макияжа с Полетт
Пауэлл, специалисткой по косметологии. Есть
дешевые групповые занятия и дорогие одиночные,
включающие день «фототерапии» с Энни Спринкл за
тысячу долларов и индивидуальные экскурсии по
уик-эндам за две тысячи долларов, которые
включают в себя посещение магазинов, обед, ужин и
хождение по клубам с Полетт или Вероникой. Платит
по счетам, конечно, он, хотя Вероника может
угостить его выпивкой раз-другой. Все деньги
платятся в кассу — только новые купюры — и
передаются потом Вере в хрустящих розовых
конвертах.

— Я предоставляю частичную
стипендию тем мужчинам, которые согласны
убираться в моей квартире, — говорит она. — Во
время работы они носят форму французской
горничной.

Она открыла школу в 1990 году, когда ее
приятель попросил показать ему, как быть
женщиной.

— Он провел в женской одежде весь
уик-энд, — рассказывает она. — Мы все делали
вместе. Я научила его покупать косметику и белье.
Я взяла его с собой на восковую эпиляцию. Это было
так весело, я знала наперед, что я буду делать в
следующий момент.

Она дала объявление в журнал
“Трансвестиан”, обещая помочь мужчинам
“ощутить чувственное удовольствие своей
женственной части”. В первые два года
откликнулись более трехсот мужчин, в основном
между тридцатью пятью и сорока пятью годами.
Примерно восемьдесят процентов из них —
гетеросексуалы и счастливы в браке и принадлежат
к таким разным типам профессий, как
высокопоставленные лица из деловых кругов,
полицейские и рабочие-строители. Некоторые, по ее
словам, приводили с собой жен. Она признает, что
большая часть прячет свою “женственную часть”
от жен и подружек. Они ограничены в выборе одежды,
так как должны прикрывать волосы на груди и
ногах, потому что об эпиляции не может идти и
речи.

— Я обнаружила, что когда мужчина
приближается к сорока годам, он перестает
бороться со своим желанием переодеваться, —
говорит она. — И, подобно стареющим женщинам, они
беспокоятся, как найти пути выглядеть более
привлекательно, более молодо.

— Более привлекательно для других
мужчин? — спрашиваю я.

— Ну, а в чем же еще заключается
понятие “быть женщиной”?

— Почему же не гомосексуалист хочет
быть привлекательным для других мужчин? —
упорствую я, потому что это как раз тот вопрос, на
который проинтервьюированные мужчины не смогли
толком ответить.

— Некоторые говорят, что они
гетеросексуальны в реальном мире, но когда они
переодеваются, все становится по-другому. Четкой
границы между гомо- и гетеросексуальностью нет.
Ты не помнишь шкалу Кинси, а? Он предположил, что
есть множество степеней гомосексуальности,
начиная от полностью нормального мужчины на
одном конце и кончая полностью “голубым” на
другом, с множеством градаций между ними.

— А эти мужчины посередине шкалы
занимаются сексом с другими мужчинами, когда они
переодеты? Она выразительно пожимает плечами.

— У меня нет желания заниматься
сексом с другим мужчиной, — утверждает Карл. Он
сидит между мной и Вероникой, держа в руке свечу в
форме женщины. Вероника всех своих студентов
посылает в “Мэджикал Чайлди”, магазин
оккультных товаров, купить свечу, выполненную в
виде женской фигурки (1 доллар 75 центов), которая
зажигается в начале “ритуала трансформации”.
Свеча голубая, она приятно контрастирует с
розовой обивкой кабинета “декана”. Повсюду
развешаны и расставлены фотографии мужчин,
переодетых женщинами. Что-то курится и
распространяет зловоние. Тут пахнет, как в
вестибюле индийского ресторана.

— Двое мужчин на хэппенинге говорили
о том, что у них был половой контакт с другими
мужчинами, когда они были переодеты, — говорит
Карл. — Только двое. Один парень рассказывал, что
всегда фантазирует, как его в баре “снимает”
мужчина. Однажды он пришел домой с парнем,
которого подцепил в баре для трансвеститов
Лос-Анджелеса. По его словам, это была просто
беда. Его фантазия о женщине с пенисом обернулась
реальностью в лице волосатого потного мужчины.
По счастью, другой парень в реальности был тоже
разочарован.

Самая заветная фантазия для
большинства из них — иметь женщину, которая бы
поняла и приняла их такими, какие они есть. Каждый
мечтает покувыркаться в постели с женой, когда на
обоих надеты сатиновые ночные рубашки. — Он
печально улыбается. — Я знаю, о чем вы думаете.
“Мечтайте, типа, мечтайте”.

* * *

Я остаюсь на частный сеанс,
который начинается с того, что Карл становится на
колени. Он зажигает свечу и торжественно
клянется “посвятить себя высвобождению своей
женской энергии”. Вероника дотрагивается до его
головы и называет его Кэрол.

— Кэрол, я хочу, чтобы ты разделась и
надела вот эти черные трусики, — говорит она.

Я невольно замечаю, как
исключительно сложена Кэрол, когда она надевает
черные шелковые “плутовские трусики”, нечто
среднее между “джи-стринг” и эластичным
бандажом, вжимающим мужские гениталии в тело.

Когда Вероника произносит: “Мисс
Кэрол приходит в такое возбуждение когда
переодевается, не так ли?”, — та скромно выгибает
брови.

В этом просто нет сомнения. У Кэрол
явная выпуклость под трусиками.

Вероника массирует тело Кэрол перед
тем, как приступить к удалению волос с помощью
безопасной бритвы, электробритвы и специального
крема. Кэрол, теперь с головы до пят гладенькая,
принимает душ и возвращается в черной шелковой
комбинации поверх трусиков. Она покорно сидит, не
двигаясь, пока мисс Полетт накладывает макияж,
начиная с глубокой маски. Слишком много голубого
перламутра на веки, на мой взгляд. Светлая
красная помада, очень приятная. Затем настает
черед нижней одежды — черного кружевного
бюстгальтера с толстой подкладкой, пояса с
подвязками, чулок. Три парика на выбор, длинные и
белокурые. Когда Кэрол надевает один из них,
превращение почти завершено. Мне приходится
бросить взгляд пониже, на трусики, чтобы
убедиться, что Карл все еще здесь.

Свою одежду Кэрол принесла с собой,
она более изысканна, чем тот выбор, который
имеется в Верином гардеробе для трансвеститов. В
простом черном вязаном платье длиной до колен —
квадратный воротник, длинные рукава, фронтальный
разрез — и черных “лодочках” на трехдюймовых
каблуках Кэрол просто изумительна. Я ищу
выпуклость, но ее совсем не видно. Платье легкими
складками образует букву “V” в тазовой области,
заставляя глаз скользить ниже, к ногам, а с ними у
Кэрол все в порядке.

— Что вы думаете? — спрашивает она. —
Вы разоблачили бы меня, встретив на улице? Нет,
наверняка нет.

— Я бы поцеловала вас, но размажется
помада, дорогуша, — говорит она, посылая вместо
этого наигранные воздушные поцелуи в мою
сторону.

* * *

Через несколько недель мы
вновь встречаемся с Карлом за кофе со сливками в
кафе кинотеатра “Анжелика”, где он только что во
второй раз посмотрел “Орландо”. Его волосы
отрастают.

— У меня чешется грудь, — объясняет
он. — Я думал о том, чтобы поддерживать ее
бритвой, но в таком случае я не смог бы
встречаться с женщинами. Есть одна женщина,
которую я хотел бы пригласить. Я только жду, когда
отрастут волосы.

Если он найдет женщину, которая
примирится с его трансвестизмом, будет ли он
заниматься с ней сексом в переодетом виде?

— Не думаю. Моя главная фантазия в
том, что мы при полном параде вместе, как
подружки, бродим по городу. Мы бы флиртовали с
мужчинами. Может быть, мы изображали бы сестер
или влюбленных лесбиянок. Потом мы бы вместе
вернулись домой. Я разделся бы. Мы вместе приняли
бы душ и занялись бы потрясающе страстной
любовью.

Но точно никто знать не может.
Однажды мне может захотеться секса в женской
одежде. А сейчас мне было бы достаточно быть
принятым и любимым женщиной, которая знает о моих
переодеваниях.